Как заметил Уильям Шекспир, один из любимых драматургов Александра Островского, «из ничего не будет ничего». Вот так и наш великий деятель театральной культуры не на пустом месте родился, а на богатой ниве рода своего. Род этот был священническим, служащим вере и отечеству, чадолюбивым и просвещённым.

Деду драматурга, Феодору Островскому (1770-1842), как «выдающемуся ученику» по окончании Костромской духовной семинарии досталось место настоятеля Благовещенской церкви в Костроме. Казалось бы, вот она – награда за все труды семинариста! Однако все было не так просто. Церковь эта в 1773 году сгорела, а строительство нового храма началось только в 1790 году со времени назначения отца Феодора. Конечно, он не был архитектором, да и воздвигали новый храм, скорее всего, не великие специалисты. Но трудами и стараниями отца Феодора был поставлен одноглавый, бесстолпный, одноапсидный храм, с приделом во имя святого Николая Чудотворца. Храм освятили в 1804 году, и стал он украшением улицы, названной в его честь Благовещенской (ныне, увы, улицы Свердлова).

В этом храме священник Феодор, человек «кряжевый», незаурядного ума, нравственной собранности и культуры, будет крестить всех своих детей, а среди них – и отца будущего драматурга. Феодор принадлежал к тому типу церковных служителей, которых не хотела замечать образованная часть российского общества того времени. Отсюда пушкинское «поп – толоконный лоб». Но далеко не все попы были таковы. И дед Островского – один из них. Он внимательно следил за образованием своих детей (и сыновей, и дочерей), а их было у него шестеро. Будучи сам большим книгочеем, собрал хорошую библиотеку, приобщая детей с раннего возраста к чтению. Все его сыновья получили изначально духовное образование, а уже потом делали свой выбор, кем им быть в жизни.

После смерти супруги отец Феодор ещё некоторое время продолжает свое служение в храме, а потом уезжает в Москву, где принимает постриг под именем монаха Феодорита. Можно не сомневаться, что в детские и юношеские годы Александр Островский не раз бывал у деда в Донском монастыре, получая от него благословение. Память о деде, внешний облик которого рождал ассоциации с легендарным миром библейских героев, навсегда останется в памяти Островского. Возможно, именно образ деда проглядывает в слепом старике Архипе из драмы «Грех да беда на кого не живет» и его словах о милосердном суде Божьем.